Литературные призмы

Искусство может быть надёжной ладьёй, помогающей человеку добраться благополучно до таинственного берега, которого не миновать.

Общение с произведениями искусства (для меня прежде всего – искусства слова) подобно общению с людьми. Если нам дорог какой-то человек, разве это означает, что другие люди не интересны? Интерес может быть глубоким или поверхностным, длительным или кратковременным, подчёркнуто деловым или тёплым. Даже общение с людьми, чуждыми нам по духу, обогащает каким-то положительным опытом.

Русская классика (особенно 19-го века) для меня – вне конкуренции. Но чтобы понять, в какой энергии пульсируют умы других людей, их стиль жизни, мышления, не без любопытства пытаешься погрузиться в литературу потока сознания, например, в мир Марселя Пруста, где будто расщепляются до атомов чувства, ощущения. Мне в этом мире немного любопытно, но холодно.

На некоторое время может притянуть к себе Альбер Камю, с его утончённым интеллектуализмом, развивающим рефлексивность.     

Проходят разные миры, миры, миры… Это мир Макса Фриша, Бёлля, Кёппена, Дюлы Йеиша, Зарева и многие другие, которые не являются близкими мне, хотя понятны и привлекают новизной формы, индивидуальностью стиля, оригинальностью мысли.

И всё-таки от миров, где веет холодом (много интеллектуального или эмоционального напряжения и мало теплоты чувств), я отстраняюсь, удовлетворив индивидуальное личностное и профессиональное любопытство, любознательность, так как иногда начинаешь «заболевать» въедливым анализом, обострённо-болезненно расщепляешь всё в человеке до мельчайших деталей. Например, просто идя по тротуару, видишь червеобразное движение тела стоящего на тротуаре смеющегося мужчины и его необычно искривлённый рот…

Много размышлений вызвали во мне произведения, которые разделены по времени их написания десятилетиями, а на моём столе – расстоянием в несколько лет. Это «Степной волк» Г. Гессе и «Барьер» П. Вежинова. Читала «Барьер» на одном дыхании. Это мир, растревоживший сердце… Достижима ли гармония  взаимоотношений?

Роман Г. Гессе «Степной волк» одной своей темой так неожиданно созвучно откликнулся на иногда спонтанно вспыхивавшие во мне мысли, что стал мне близок, хотя ту часть романа, где описывается чуждый мне до последней буквы, до последнего штриха пласт жизни, я просто отключила сразу от сферы памяти, сферы размышлений.

Заинтересовавшая меня часть – «Трактат о Степном Волке», в частности – мысль о существовании типа людей-самоубийц, которые «на самом деле никогда не накладывают на себя руки». Эта тема, идея проработана психологически очень глубоко. Также глубоко в романе затронута тема мещанства.

Мир ассоциаций причудлив. В моём сознании этот роман «устроил перекличку» с романом мудрейшего Салтыкова-Щедрина «Господа Головлёвы». Не могу избежать соблазна цитирования: «Пошлость имеет громадную силу: она всегда застаёт свежего человека врасплох, и в то время как он удивляется и осматривается, она быстро опутывает его и забирает в свои тиски. Всякому, вероятно, случалось, проходя мимо клоаки, не только зажимать нос, но и стараться не дышать; точно такое же насилие должен делать над собой человек, когда вступает в область, насыщенную празднословием и пошлостью. Он должен притупить в себе зрение, слух, обоняние, вкус; должен победить всякую восприимчивость, одеревянеть. Только тогда миазмы пошлости не задушат его».

Ещё один ассоциативный скачок – к «Исповеди» Л.Н.Толстого… Оставляю это за пределами графического выражения.

В искусстве меня подкупает мудрая естественность и отталкивает претенциозное нагнетание новизны.

Хотя произведения многих писателей механически верно отражают жизнь, то есть поверхность жизни, даже характеры, но они не учат мыслить, там не встретишь афоризмов. Впечатление от таких книг очень пресное… А вот произведения М. Горького, даже ранние, меня очень привлекают афористичностью, глубиной мысли. В частности, сильное впечатление произвёл на меня его рассказ «26 и одна», в котором глубоко отражена психология людей, духовно не наполненных. Цитирую мысль из этого рассказа: « Это очень тяжело и мучительно, когда человек живёт, а вокруг него ничего не меняется, и если это не убьёт насмерть души его, то чем дольше он живёт, тем мучительнее ему неподвижность окружающего».

Как я растревожила свою память воспоминанием о многообразии литературных миров, материков, островов!

Вот доносятся звуки, образы романтического и желанно-реального мира Александра Грина. Особенно он обогащает юность. А его роман «Дорога никуда» для зрелого сознания.

А сколько раз мы вместе с нашими писателями находились среди свистящих пуль, разрывов снарядов и взрывов бомб… Сколько раз мы ходили в атаку, в разведку… Не зная реально войны, сердца наши знают  о ней будто реально и несут свою боль. Наверное, поэтому при всех несовершенствах нашей жизни мы привязаны к Отечеству.

И как после странствий мы охотно возвращаемся домой, так я вновь и вновь возвращаюсь к своему надёжному поводырю – русской классике, советской классике.

                                                                                                                              28.09.83 г.